Я часто вспоминаю то утро, когда пришло первое анонимное письмо.
Оно пришло как раз, когда мы завтракали, и я долго крутил его в руках, как человек, для которого время ползет медленно и который хочет до конца обсосать любое малейшее событие. Я видел, что письмо отправлено с местной почты, а адрес напечатан на машинке. Я взялся за него раньше, чем за два конверта с лондонскими штемпелями, потому что в одном был явно счет, а на втором я узнал почерк двоюродного брата, которого я терпеть не могу.
Сейчас мне это странно, но я вспоминаю, что Джоан и меня это письмо скорее позабавило, чем расстроило. Тогда мы и понятия не имели, что приходит вместе с ним — кровь, насилие, подозрение, страх.
Мы просто не могли представить, что подобные вещи могут как-то ассоциироваться с Лимстоком.
Вижу, что начал я неудачно. Я же не объяснил, что такое Лимсток.
Когда со мной случилась та проклятая авария, я боялся, что теперь осужден всю жизнь только лежать и лежать — хоть доктора и сестры успокаивали меня и уверяли в обратном. В конце концов, меня все же вытащили из гипса, и я начал снова учиться пользоваться своими конечностями. Через некоторое время Марк Кент, мой врач, похлопал меня по спине и сказал, что теперь уже все в порядке и будет в порядке, только мне надо собраться, поехать куда-нибудь в деревню и хотя бы полгода пожить там, как капуста в огороде.
— Поезжайте туда, где у вас нет никаких знакомых.
Выбросьте все заботы из головы! Самое большее, можете интересоваться местными выборами, слушать сплетни и забавляться скандальчиками, которые там наверняка случаются. Маленькая кружка пива каждый день — больше я вам ничего не пропишу. И еще абсолютный отдых и покой.
Отдых и покой! Сейчас мне забавно и подумать об этом!
Так, значит, Лимсток — и вилла «Розмарин».
Лимсток был важным пунктом на карте Англии во времена Вильгельма Завоевателя. В двадцатом веке это дыра, где собаки дохнут с тоски, — крохотное местечко с ежегодной ярмаркой, милях в трех от автострады, на склоне поросшего вереском холма. А вилла «Розмарин» — невысокий, красивый белый домик с викторианской верандой, выкрашенной в бледно — зеленый цвет.
Моя сестра Джоан увидела этот дом и в тот же момент решила, что это просто идеальное место для выздоравливающего. Хозяйка — маленькая очаровательная старушка, напоминавшая, как и весь дом, времена королевы Виктории — объяснила Джоан, что ей и в голову бы не пришло сдавать виллу, если бы не то, что «времена так изменились — вы же знаете, эти ужасные налоги».
Мы обо всем договорились, подписали контракт, и вот мы с Джоан приехали и поселились на вилле, а мисс Эмили Бартон временно переехала в Лимсток к своей прежней служанке — «моей верной Флоренс», с нами же осталась ее теперешняя служанка — ворчливая, но работящая пожилая женщина мисс Партридж, которой днем помогала приходящая девушка.
Лимсток дал нам пару дней на то, чтобы устроиться, а потом начались массовые визиты. Некоторые оставляли свои визитные карточки — «люди из хороших, порядочных семей, знающие, как себя вести», как заявила Джоан. Был у нас мистер Симмингтон — высокий, сухощавый адвокат, со своею говорливой женой — большой любительницей бриджа. Доктор Гриффит — темноволосый, меланхолического вида врач — и его высокая, бодрая сестра. Каноник Калтроп — пожилой, как положено настоящему ученому, рассеянный человечек — со своей несколько эксцентричной женой. Был и богатый любитель искусства мистер Пай из Прайорс Энд и, наконец, сама мисс Эмили Бартон — типичная старая дева в провинциальном издании.
Джоан перебирала визитные карточки с чувством, несколько напоминавший ужас. «Я и не знала, — сказала она с благоговейной дрожью в голосе, — что люди взаправду наносят визиты — и с визитными карточками!»
— Это потому, — проговорил я поучительным тоном, — что ты понятия не имеешь о деревенской жизни.
Джоан — очень веселая и красивая девушка, любит танцы, коктейли, флирт и бешеную езду на автомобиле. До мозга костей городское существо.
— Но выгляжу я и в деревне как следует, — отрезала она мне в ответ.
Я осмотрел ее критическим взглядом и не смог согласиться.
Джоан была одета в спортивный костюм (фирма Миротен, Лондон). Он действительно шел ей, но для Лимстока это была несколько эксцентричная элегантность.
— Нет, — сказал я. — Ничего подобного. Ты должна была надеть старое, выцветшее твидовое платье и такой же старый и выцветший пуловер, а еще поношенный вязаный жакет, старомодную фетровую шляпку, а на ноги — толстые чулки и старые, разбитые туфли. И лицо у тебя не в порядке, — добавил я.
— А там что тебе не нравится? Крем номер два, оттенок «деревенский загар».
— Совершенно верно, — кивнул я. — Только, если бы ты была из Лимстока, то немного припудрила бы нос, чтобы не блестел, и уж точно у тебя были бы целые брови, а не выбритые остаточки их.
Джоан засмеялась и сказала, что жизнь в деревне для нее нечто совершенно новое и она заранее рада ей.
— Все это тебе быстро надоест, — заметил я укоризненно.
— Не надоест. Я и вправду сыта уже по горло Лондоном. Меня тебе, конечно, не жаль, но, знаешь, история с Полом меня основательно задела за живое. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
Я бросил на нее скептический взгляд. Я знаю, что любовные приключения Джоан протекают всегда одинаково. У нее предрасположение к бесхребетным молодым людям — гениям, не признанным миром. Она выслушивает бесконечные стенания какого-нибудь из этих гигантов мысли и старается помочь ему добиться признания. Когда же он проявит себя как неблагодарное существо, она глубоко огорчается и утверждает, что сердце ее разбито — до тех пор, пока не появится новый меланхоличный молодой человек, что обычно случается недели, примерно, через три.